По ступеням шавок мы взбираемся высоко-высоко, в святая святых Льва Николаевича:»Грешник поневоле», «Сонечка и дьявол», «Сломалась жизнь», «Красивый идол», «Война за дневники»… Захватывающие путешествия! Скорее в путь. p>
Тікання з раю
Эта трагедия тоже пришлась на 7 ноября (по старому стилю) – смерть Льва Толстого на станции Астапово. Российские газеты открывались огромным портретом седобородого старца. Его пронизывающий – прощальный! – взгляд проникал в самое сердце.
Наш современник Павел Басинский через столетие почувствовал пробуждающую силу той всенародной боли. Читая книгу Басинского «Толстой. Бегство из рая», прикасаемся к сокровенным чувствам гения, познаешь, чем оборачивается для него дьявольский искус чувственных грехопадений. Поражаешься беспощадности духовного самобичевания Толстого. Но именно в этом благословенном вулкане зрела, клокотала, а потом извергалась лава его рассказов и повестей, романов в пьес, исторических и философских сочинений.
Долго и плодотворно Басинский врастал в 90-томного Толстого, постигая его трудную философию. В ней соседствовали западная и восточная мудрость, а тем временем мощно окрылялась его собственная многослойная концепция нравственного самосовершенствования.
Тайное становится явным
Басинский ведет читателя по фактам самоанализа Льва Николаевича к его признаниям, самым сокровенным, к порокам неотвязным и мучительным. Молодой гений в оценке своих поступков выбирает слова хлесткие, как пощечина, обнаруживает в себе «привычку разврата».
Яростный, протестный шепот великого грешника раскрепощает биографа. Толстой желал, чтобы его дневниковые записи уцелели, были доступны всем. И. Басинский справедливо находит в интимных признаниях Льва Николаевича отправной импульс к творчеству, созданию характеров, в чьей жизни – такая же драматическая игра страстей, бед, разочарований. Но как трудно найти ответ на естественный вопрос: «Почему вожделение к казачке Соломониде породило поэтичнейших «Казаков», а связь с яснополянской крестьянкой – страшного, безысходного «Дьявола»?»
Воображение рисовало молодому Льву идеальный «семейный проект». Женитьба – это на всю жизнь. «Жена может быть только одна». За два года до женитьбы в дневнике он признается в неодолимой страсти к яснополянской крестьянке Аксинье Базыкиной: «Я влюблен, как никогда в жизни, нет другой мысли, мучаюсь». Тоска по этой замужней женщине, родившей от него сына Тимофея, нешуточная: «Ее нигде нет – искал. Уже не чувство оленя, а мужа к жене. Странно, стараюсь возобновить бывшее чувство пресыщения, и не могу». Басинский просвещает читателя: «Чувство оленя» - выражение Толстого в дневнике. Это очень сильное определении е похоти».
А как же Сонечка?
Молодой писатель, часто бывая в кремлевской квартире доктора Берса, к удивлению всех, попросил руки Сони, а не старшей Лизы. Третья, Таня Бере, была еще мала. «Милые, веселые девочки» влюбились в Л.Н. Испытывая радостное очищающее чувство, Толстой записывает в дневнике: «Даю себе правило навеки – никогда не входить ни в один кабак и ни в один бардель». Но похоть не поддается уговорам: «Поссорился с Тургеневым, и у меня девка».
Сонечка, музыкальная девочка, мечтавшая о муже чистом, как она сама, на правах невесты получает от будущего мужа его откровенные дневники, где плотские грехи вопят неодолимо. Бачинский видит в этом факте начало будущей драмы и даже трагедии. Давая прочесть интимные дневники, он «закладывал под свою семейную жизнь такой динамит».
В течение 15 лет счастливой семейной жизни Л.Н. и С.А. обменивались дневниками, и счастье завершилось катастрофой. С симпатией Басинский рисует портрет Софьи Андреевны, отмечая ее женскую привлекательность, «быстро схватывающий ум», «воспитательский талант».
Желая укрепить хозяйство поместья, Л.Н. занимался разведением пчел, японских свиней. Сельское хозяйство не любил, увлекся постройкой винокуренного заводика. Но все прахом! Софья Андреевна детально и скурпулезно перенимала все, что он любил. Психологическое наследство мужа и жены Басинский классифицирует холодно и ответственно: «Она воплощала в себе «буржуазный» женский тип со всеми его недостатками и добродетелями…» В Л.Н. – «барский» тип. Он был «верующим идеалистом».
По-разному они относились к людям. С.А. не стеснялась внешних проявлений чувств. Лев был тактичен, боялся задеть… неосторожным словом.» Так была ли у него любовь к Соне?» Письма и дневники Толстого первых лет женитьбы оставляли чувство какого-то пьяного счастья». Но иногда Лев позволял себе сумасшедшие сцены – по постяку, в раздражении, сбросил поднос с кофе, разбил настенный градусник с криком – «уйди, уйди». Эти по всем меркам отвратительные сцены, по признаниям С.А., привели ее к выкидышу. Это было в 67-м году.
А из Москвы, из квартиры Берсов, он пишет жене письма, полные смятения и какой-то отчаянной нежности: «Душенька моя, голубчик, самая лучшая на свете. Ради Бога, не переставай писать мне каждый день до субботы. Без тебя мне не то, что грустно, страшно, хотя это бывает, но главное – я мертвый, не живой человек. И слишком уж тебя люблю в твоем отсутствии». Этот крик страсти был правильно понят С.А. Эти «причины» подобной нежности и не любила молодая жена.
Она родила 13 детей
Басинский, словно опытный сексолог, обобщает: «Результатом этом странности были дети – один за другим». Какое великое страдание, какая радость и какое мужество в их воспитании. «Она 11 выкормила своей грудью, - писал сын Илья Львович. – Из первых 30 лет замужней жизни она беременна 117 месяцев, то есть 10 лет, а кормила грудью больше 13 лет.» Современный рациональный ум отказывается понимать такую жертвенность. Последнего – Ванечку – С.А. родила в 44.
Басинский без снисхождения к гению разделяет с Софьей Андреевной ее возмущение, когда Лев в дневнике признается в гневе против себя: «Преступно спал». Не с кем-то спал, а с ней. Свою принципиальную позицию он не уставал отстаивать». В плотском соединении есть что-то страшное и кощунственное.» Даже зачатие «все-таки так же страшно, как труп». Басинский находит философское объяснение таким беспощадным толстовским оценкам плотской связи: «Он видел в ней не только грех, но и тайну, такую же, как смерть».
Ревновал ли жену наш гений?
Фрагменты из писем Софьи Андреевны, говорят об ее эпистолярном мастерстве. Книга ее воспоминаний «Моя жизнь» - естественная попытка представить себя жертвой, мученицей. Басинский убеждается: «Словесного ответа на этот вопрос быть не может», а потому очень медленно, с повторами фактов, высказываниями жены и мужа, Басинский ведет читателя к пониманию путем сопоставлений поступков Л.Н. и С.А. особенно подробно воспроизведено маниакальное намерение жены совершить протестное самоубийство.
Соня была на 14 лет моложе Льва. Неужели никогда никем, кроме мужа, она не увлекалась? И никто не взволновал ее воображения? Басинский воспроизводит одну историю, взволновавшую и Софью Андреевну, и Льва Николаевича.
Почти романно, исподволь ткался лиро-эпический сюжет вокруг нового друга семьи – Сергея Танеева. Он появился сначала в московском доме Толстых, а потом в Ясной. И музыка, и сам композитор пробудили в ней самолюбивое чувство. Ее угнетало признание Л.Н. в дневнике: «Любви нет, есть плотская потребность сообщения и разумная потребность в подруге жизни». Каково? Как не почувствовать себя глубоко обманутой? Ее крик исполнен отчаяния и запоздалого сожаления». «Да если б я это его убеждение прочла 29 лет тому назад, я ни за что не вышла бы за него замуж».
Басинский прочитывает «Крейцерову сонату» взглядом посвященного в семейные тайны. Одну он обнаружил в письме Л.Н. к Софье с пометкой – «читай одна». Конечно, нельзя было посвящать дочерей в его эротическое признание: «Пробуждение мое и твое появление – одно из самых сильных, испытанных мною, радостных мгновений, и это в 69 лет от 55-летней женщины». Но вдруг лирический шепот Льва Николаевича сменяется властным и жестким тоном: «Твое сближение с Танеевым мне не то что неприятно, но страшно, мучительно. Продолжая жить в этих условиях, я отравляю, сокращаю свою жизнь.» И муж предъявляет жене ультиматум – «прекратить общение с Танеевым!»
Басинский даже несколько шокирован, испытывает неловкость цитировать чувственное признание, написанное «почти 70-летним стариком», хотя сам не раз упоминал в своей книге о физической крепости, хорошей закалке Л.Н. – он увлекался гимнастикой, поднимал гири, крутил колесо на турнике.
Софья Андреевна возненавидела «Крейцерову сонату», в которой мощно звучит мотив отречения от семьи. С этого момента начались тяжелейшие дни в жизни Ясной Поляны. Толстой требует отказа от литературной собственности. Каково Софье Андреевне? Она сражается «в интересах детей», в гневе и в отчаянии обещает лечь на рельсы. Можно представить состояние Л.Н. Чем защитится? Он лишает жену права переписывать его новые вещи. Готовился к изданию 13-й том собрания сочинений, куда входила «соната». Софья Андреевна вычитывала корректуру. И конечно, угадывала в ее героях себя и Танеева. А если об этом сходстве догадаются люди? Глава «Чья вина?» - одна из самых драматических в книге «Бегство из рая».
Легко рассуждать биографу. Но как непросто умной, тонко чувствующей жене отдать мужа, его сочинения – всем!
«Крейцерову сонату» цензура не разрешила. И, преодолев свою к ней нелюбовь, С.А. поехала в Петербург, встретилась с главным цензором Победоносцевым, чтобы отстоять право напечатать за границей статьи «Так что же нам делать» и «В чем моя вера». Она держалась мужественно, защищала Толстого смело и точно. Когда Победоносцев высказал хамскую фразу, что он не признает в ее муже ума, она отпарировала мгновенно, как ударом шпаги: «Шопенгауэр сказал, что ум есть фонарь, который человек несет перед собой, а гений есть солнце, затмевающее все».
Но Софья Андреевна наконец-то испытала лирическое волнение в общении с Танеевым, даже ходила на могилку любимого Ванечки, последнего сына, умершего в 7 лет, и просила у него позволения на свои чувства к этому человеку».
Возможно, Лев Николаевич и впрямь испытал ревность. По мнению Басинского, «Толстой был не ловок, с женщинами, неудачлив в карьере, в карточной игре. Об этой своей житейской обделенности сам Толстой знал. Предположение, что он уже нелюбим преданной женой, могло вызвать гнев и приказ Льва Николаевича «прекратить общение».
Был ли Толстой отлучен от Церкви?
Нам всегда внушали, что его отлучили от Православной Церкви. Именно об этом спросили писатели, публицисты и все, кто любил спорить. Дело не в точности формулировки, но в «Церковных ведомостях» значилось «Определение Синода от 20-22 февраля 1901 года»: «Церковь не считает его своим членом и не может считать, доколе он не раскается». И перечислялось, в чем он грешен: «…отвергает личного Живого Бога, во Святой Троице славимого, Создателя и Промыслителя вселенной… отрицает Господа Иисуса Христа, Богочеловека». Перечислено десять пунктов несоответствия с верой. Особенно выразителен пункт: «…отвергает все Таинства Церкви и благодатное в них действие Святого Духа».
Басинский уверен – сам Толстой мог бы подписаться под каждым из обвинений. Читателям интересна точка зрения автора книги на роль Победоносцева в этом акте Синода. Так вот мы узнаем, что Победоносцев был против публикации «определения» о вероотступничестве графа, он решил: «толстовцев» преследовать, но Толстого не трогать». Факт публикации в России, где уже бродила революционная магма, потряс русское и мировое общество. «Конечно, - пишет Басинский, - имя Толстого не предавали «анафеме» в храмах, как об этом написано в одном из рассказов Куприна… Дело в том, что решительно во всех слоях русского общества, от рабочих до студентов, и от профессоров до обычных священников «определение» Святейшего Синода принималось как «отлучение» и никак иначе».
Ясная Поляна была загружена письмами в поддержку великого писателя. Неистовый философ и публицист Василий Розанов в статье «Об отлучении графа Л.Н.Толстого от церкви» высказывает поистине гениальное обобщение: «Толстой… есть огромное религиозное явление, может быть – величайший феномен религиозной русской истории за ХIX век…»
Факт налицо: синодальный акт расколол даже священство. И даже монахи не единодушно подчинились решению Синода.
Несколько раз Лев Николаевич после этого скандала был близок к смерти. И вот тут-то очень встревожился Синод, что его решение воспримут в мире как смертоносный акт для Толстого.
Русское горе и всемирная печаль
Холодная осень 1910-го. Слабеющий Толстой совершает свой отказ от всего – от дома, от уюта, от собственности. Бежит от жены в неизвестность. А оказалось – к смертному одру…
Лев Николаевич умер 7 ноября в 6 часов 5 минут. «В 1.15 ночи траурный поезд отправлялся из Астапова. Гроб с телом Толстого везли в вагоне с надписью «багаж»… В 6.30 утра 9 ноября прибыли на станцию Засека. Гроб до Ясной Поляны несли на руках. Многочисленные хоры исполняли «Вечную память»…
Книга Павла Басинского «Бегство из рая» - самое крупное событие в изучение творчества Толстого за последние десятилетия. Авторская интонация, спокойная, неагрессивная, отвечает благородству замысла. Первоисточники, архивные материалы, прорываясь сквозь толщу лет, в контексте книги оживает, создавая иллюзию присутствия воскрешенного классика. «Бегство из рая» достойно претендует на одну из трех премий «Большая книга».
Наталія Дардикіна
За матеріалами тижневика
«Тайны пришлого»